Однажды вечером Крот явился домой очень поздно, весь в крови и с подбитым глазом. Белая мышка ужасно всполошилась: ахая и охая, она обмывала раны своего друга холодной водой, прикладывала к ним целебные примочки и никак не могла понять, что же могло произойти?
Несколько часов Крот лежал пластом, скрипя зубами от боли, но к утру отошел, разговорился.
- Чертов сосед! Повадился нарушать границы, да еще и, чего доброго, вот-вот обнаружит мои ловушки!
- Он напал на тебя? Твой сосед? – Беляночка не верила своим ушам.
- Он? Как бы не так! Это я первый напал на него. Он даже и не успел меня заметить. А ведь он намного моложе меня! – от гордости Крот даже слегка приподнялся на постели.
- Может быть, сосед ничего плохого и не хотел? – лукаво предположила белая мышка, надеясь перевести разговор на душеспасительные темы.
Беляночка вдруг вспомнила наставительные беседы, которые вела с Юлей мама, если девочка приходила из школы сердитая из-за ссоры с подружками.
Крот от удивления утратил дар речи.
- Не хотел дурного? О чем только ты думаешь, детка? Никогда еще ни один крот не желал хорошего своему соседу, и даже родному брату, а уж о двоюродных нечего и говорить.
- Но почему же?
- Так уж принято с самого начала времен: если крот, пусть случайно, оказался в чужих владениях, он старается утащить любую нужную вещь из чужой галереи. Поэтому, когда встречаются два крота – они дерутся, иногда и до смерти.
Белая мышка вдруг ощутила, что у нее зачесались лапки.
- И мне тоже… придется драться? – робко спросила она.
Крот громко рассмеялся.
- Тебе – нет. Но не потому, что ты девочка. Просто ты сделаешь меня самым могучим кротом во всем Дремучем лесу, если не во всем мире! Таким, каким был легендарный Дикий Крот!
- А кто это?
- Это был самый сильный крот за всю историю нашего рода. Во всяком случае, о других таких я не знаю. Он жил здесь, в этом лесу, не так уж и далеко отсюда. Тогда во всем Дремучем лесу осталось очень мало кротов, потому что Дикий крот просто выжил их всех – и остался единоличным хозяином. Если же кто-то проникал на его территорию, он всегда добивал и съедал наглеца!
Белая мышка оцепенела от ужаса.
- Дикого крота все так боялись, что не забредали в его угодья еще несколько лет после его смерти. Никто так и не съел его труп! – в голосе крота слышались ужас и благоговение, - И после смерти он превратился в привидение. Есть легенда, что он и сейчас появляется в кротовых галереях. А теперь, когда ты со мной – мне не страшен никакой соперник! – орал от восторга Крот, - Ведь ты – мое личное, собственное Привидение!
*** *** ***
Огонь в печи едва тлел, но белая мышка и не думала ложиться спать. У нее в голове не укладывалось, что она столько времени гостит у людоеда… хотя, возможно, Крот все же никого не съел? Ведь он все же проявил к ней доброту, и она чувствовала себя обязанной остаться здесь хотя бы до тех пор, пока крот не оправится от ран.
И все же мысль о том, что всю жизнь придется провести под землей, да еще и в роли личного пугала – привидения, оказалась невыносимой. Через несколько дней сомнений и раздумий, когда Крот уже уверенно вставал с постели, белая мышка отправилась за водой - и не вернулась. Она шла и шла наугад, стараясь подниматься все выше и выше, куда ее вел безошибочный мышиный нос, издалека чуявший запахи прошлогодней травы и сухих листьев. Постепенно все чаще под ноги попадались шишки, желуди, сухие ветки, и беглянка поняла, что она на верном пути.
И вот непроглядная темнота вокруг словно начала таять, словно в нее добавили солнечных зайчиков, а в самой конец тоннеля робко заглянул – и тут же спрятался солнечный лучик. Белая мышка бросилась к нему, как к самому желанному, вновь обретенному другу, выползла на поверхность и свалилась с лап на лесной полянке.
Дремучий лес ошеломил ее. Снег уже полностью сошел, на деревьях уже распускались листья, и они стояли, словно невесты под венцом. Полные робкого очарования зарождающейся новой жизни, березы, дубы, клены, ольхи, осинки прикрыли веточки нежно-салатовыми или голубоватым кружевом, очень заметном на темно-зеленом фоне сосен и елей. Подернутый легкой дымкой, которая бывает только в это время года, лес казался прозрачным.
Впрочем, дубы и березки, если им повезло расти на высоком и солнечном месте, уже нацепили сережки. Вовсю цвел ракитник, доверчиво разбросав по веточками бледно-желтые шарики. Ему подражал лесной орех, покачивая рыжими подвесками.
На земле уже отцветали, исчезали подснежники и ярко-голубые крокусы, и вдоль темный весенних ручьев буйно распустились крупные ярко-желтые лютики – куриная слепота.Кое-где уже покачивали молочными колокольчиками ландыши.
Белая Мышка лежала на высокой сухой кочке, и, подняв ушки, смотрела, нюхала, осязала – и не могла насладиться и осознать, что все это великолепие – настоящее, а не сказочный сон. Все это существует на свете – и не отвергает ее, принимая в новый, величественный и громадный мир. Тесная маленькая клетка, темные кротовые переходы – все забылось на время, как кошмарный сон, от которого наконец-то удалось очнуться.
На душу маленького существа снизошло такое удовлетворение и счастье, что впервые за весь прошедший день белая мышка вычистила и расчесала свою шубку до белоснежного сияния.
*** *** ***
Постепенно сгущались сумерки, и лирическое настроение белой мышки было прервано самым страшным образом: над головой нависла огромная грозная тень, громко хлопнули мощные крылья… тело Беляны пронзила острая боль, а земля ушла из-под лапок. Белая мышка угодила в когти хищной лесной птице – ушастой сове.
К счастью, и сама Сова, и ее совенок в тот вечер уже успели поужинать, и мать принесла новую добычу в одно из своих запасных гнезд, оставив про запас на будущее.
Настала глубокая ночь. Старая щербатая Луна лениво выглядывала из-за вершины вековой сосны, не замечая одинокое, страдающее существо. Да и какое ей было дело до обыкновенной мыши? Мало ли их гибнет в Дремучем лесу каждую ночь?
Белая мышка сжалась в комок на самом дне гнезда, мелко дрожа от боли и потери крови. Обессилев и отчаявшись, она не надеялась остаться в живых. Не то во сне, не то наяву перед глазами проплывали картинки из прошлого: надежные мамины руки, пересаживающие ее в чистую клетку, веселое лицо Юльки, когда угощала свою питомицу яблоком или морковкой, нелюдимый крот… Даже вечные контры с котом сейчас казались такими пустяками…
Легкий летний ветерок, утешая, нежно коснулся лба белой мышки, остудил горящие раны… Бедняжка очнулась – и поняла, что ни за что не станет обедом для совы и ее детенышей!
Осторожно опираясь на единственную здоровую лапу, Беляна выглянула из гнезда. Вокруг гнездо обступали седые, мохнатые лапы старой ели – хозяйки ельника. Вокруг виднелись лишь зеленые острые макушки. Белая мышка свесилась по пояс – и какой далекой, незнакомой показалась ей покрытая хвоей земля!
Но выхода не было, и с решимостью отчаяния мышка перелезла через край гнезда. Колючая ветка оказалась на удивление крепкой и мягко спружинила под ее весом. Беляна зажмурилась – и спрыгнула на зеленую лапу чуть ниже, отдышалась – и вновь продолжила путь.
От усталости и боли перед глазами поплыли огненные круги, и белая мышка почувствовала, что вот-вот потеряет сознание, когда откуда-то из темноты, из самой гущи еловых ветвей появилась маленькая, но крепкая рыжая лапа, подхватила Беляну под локоток и уверенно потянула на себя. Последнее, что почувствовала белая мышка – приятный запах еды и опрятного жилья, и дурнота поглотила все ее существо. | 
