Про Бабаку Косточкину (Глава 5)

(повесть для детей)

Глава 5

Незваный гость – хуже татарина

В четверг 25 сентября мы вышли, как обычно, из дому. Я – в школу, папа в диспансер, мама – на репетицию. Ничто не предвещало беды – никаких тебе кошек на душе, никаких знамений судьбы и роковых тебе предчувствий. О том, что произошло в покинутом нами доме, мы узнали из пятничных передовиц и сводок криминальных новостей. Бабака же созналась в содеянном лишь задним числом - под давлением оперативника.

Вот ее нехитрый рассказ.

В четверг 25 сентября вы вышли, как обычно, из дому. Костя – в школу, папа в диспансер, мама – на репетицию. А я стала хлопотать по хозяйству. Пропылесосила дорожки, полила фикус, полущила горох, заштопала Костины носки, начистила папины ботинки гуталином, испекла шарлотку, засушила гербарий из осенней листвы, потравила мышей, отремонтировала сливной бачок – он по ночам шумит, как Ниагара…

- Подожди, каких еще мышей, не пойму? – это мама у Бабаки спрашивает. – В нашем доме по улице Ленина, в нашем доме высокой санитарной культуры мышей отродясь не бывало!

- В нашем доме, Екатерина Алексеевна, чтоб вы знали, не только мыши, - блохи даже водятся. Я вынуждена ежедневно душ с дегтем принимать.

Мама краснеет.

- Только я бачок, - Бабака говорит, -  отремонтировала, слышу – в прихожей дверь хлопает. Костя, думаю, сегодня рано из школы вернулся. Наверное, думаю, Цецилия Артуровна опять его с пятого урока поперла. За поведение. Надо бы парня развеселить, думаю, а сама комбинезон его прошлогодний из стиральной машинки достаю. Костя-то из него вырос, а мне – в самую пору. А  на голову папин противогаз натягиваю  времен первой мировой войны.

- Противогаз? – удивляется оперативник.

- У Степана Валерьяновича хобби. Он противогазы коллекционирует страстно, – Бабака поясняет. – Он вообще у нас натура увлекающаяся. 

- Всю тумбочку прикроватную старой резиной забил, - жалуется мама.  – Все шкафчики!

- Выхожу я, значит, на задних лапах в противогазе в прихожую. Грудь сперло, стекла запотели - перед глазами туман стелется. Противогаз намедни дядя Сева надевал –парами спирта надышал.

- Здравствуйте, - говорю, - я ваша тетя. А Костя мне вдруг басом:

- Мальчик, ты в доме один? Из взрослых есть кто?

- Пригляделась я в потемках,  - у нас в прихожей лампочка перегорела, – вижу: не Костя это вовсе, а средних лет мужчина в полупальто и калошах. В левой руке у него чемоданчик дерматиновый, в правой - фомка.

- Вы дядя Азамат? Из ЖЭКа? – спрашиваю, а сама украдкой хвост между лапами прячу. А он мне:

- Я, мальчик, трудовой человек. Мне с тобой разговоры, мальчик, разговаривать некогда. Где у вас тут, мальчик, ценности и деньги лежат?

- Уборная, - говорю, - по коридору направо. Но бачок у нас исправно действует. Не жалуемся.

- В бачке, - мужчина говорит, - уж со времен НЭПа никто валюту не держит. Сейчас граждане с выдумкой живут. В кадки с фикусом золотишко закапывают, в ортопедические матрасы фунты-стерлинги зашивают. А один мой клиент стодолларовыми купюрами всю детскую облепил, я полдня угробил – каждую вручную отслюнявливал.

- У нас в детской  - английская полоска, а в спальне – пятно рыжее под Эрнестом нашим Хемингуэем.

 - Пятно – это интересно, - мужчина говорит и в спальню прям в калошах проходит. – Под всяческого рода портретами и пейзажами интеллигенты обычно сейфы прячут, - хвать руками своими натруженными, и писателя со стенки тащит.

«Непосредственный народ  - эти сантехники, - думаю. – Как у себя дома орудуют».

- Ну вот, я как в воду глядел! – радуется мужчина. - Ты, мальчик, вечером папе скажи, чтобы он сейф в следующий раз получше маскировал. Ну, или хотя бы ключ не оставлял на гвоздике рядом. А то мне, как профессионалу,  в таких условиях не комильфо, без огонька работается. В любой профессии творческий момент присутствовать должен. Вызов, поиск, мысли полет, ты меня понимаешь?

- А вы точно из ЖЭКа? –  спрашиваю. А сама сквозь стекла противогаза любуюсь,  с каким огоньком он в чемодан наш золотой портсигар укладывает. Потом папину заначку на черный день - туда же и мамины фальшивые бриллианты – подарок театрала из Абхазии.

- Конечно из ЖЭКа! Откуда же еще? – удивляется мужчина, походу сворачивая в детскую.

 «На дядю Азамата он не сильно похож, - думаю. - У того глаза узкие, а скулы – наоборот.  И зачем это он в Костиных вещах роется?»

- В детские носки обычно самое ценное кладут, – мужчина со знанием дела говорит и по верхним полкам шифоньера шурует. -  Одна женщина из сороковой квартиры в носках золотые коронки прятала. А один мужчина – слитки платиновые.

- А мы в них ничего не прячем, мы их штопаем, - говорю я, и мне несладко. Спина ноет, комбинезон впритык, а противогаз на нос давит.  Вы – не дядя Азамат, - говорю.

- А кто же? – ухмыляется мужчина в усы. У него под носом  лохматые усы торчат – как у персидской кошки.

- Вы хуже. Вы – незваный гость!

- А ты смекалистый постреленок, - мужчина оглядывает меня с головы до пят, но хвоста не замечает.  Он кладет в чемодан Костину бобриковую шапку. -   Я тебя за это не больно убью. Чикну ножичком – и готово.

- Зачем, - спрашиваю, ножичком? – и опускаюсь на все четыре лапы. А шерсть наоборот – от изумления дыбом под комбинезоном поднимается.

- У меня железное правило заведено – свидетелей убирать подчистую, - мужчина перемещается в гостиную. Я – за ним.

Его цепкий профессиональный взгляд падает на трюмо, а потом на сервант.

– В сервантах жильцы дома обыкновенно облигации хранят или чеки на предъявителя. А у вас тут пыль одна – недомовитые вы какие-то, - расстраивается мужчина, а сам исподтишка ножик перочинный из кармана вынимает. И бочком на меня, бочком.

- А вы под палас загляните, - говорю. – Наш папа недавно «Жигули» десятой модели в телевикторине выиграл. Он туда лотерейный билет до поры до времени спрятал.

- Правильно, мальчик, - заметно радуется мужчина. - Зачем твоему папе «Жигули»? Мне они, может, гораздо нужнее. Я на них, может,  частным  извозом заниматься буду.  Они мне, может, счастливый шанс в жизни, - и на радостях стремглав под палас лезет.

- Счастливый, счастливый, - говорю, а сама ловко так палас в ролл унаги-маки сворачиваю. Я когда в японской контрразведке работала, научилась. У мужчины из паласа только ноги и голова торчат – вылитый угорь копченый. Он шевелится и кричит:

- Не балуй, мальчик! Отпусти меня сейчас же!

- Не мальчик я тебе, дядя, - говорю и противогаз с морды стягиваю.  – Косточкина я Бабака. Ну да это ничего, ты ведь тоже не дядя Азамат.

Вздохнула я полной грудью, комбинезон сняла, гляжу – а мужчина мой в обмороке. Нервы у трудового человека не выдержали.

 - Ну, а потом что было? – оперативник нетерпеливо спрашивает. Глаза у него сверкают  - юный весь, горячий.

- А потом, он когда в себя пришел, я с ним работу провела разъяснительную. - Воровать, - говорю, - Иван Иванович, плохо. В Королевстве Саудовская Аравия ворам и тунеядцам головы мечом рубят.

- Стоп, стоп, стоп!  - горячится оперативник  - он весь так и рвется в бой. – Почему Иван Иванович?  Вы видели его паспорт?

-  Зачем паспорт? – пожимает Бабака плечами. – Он сам мне на кухне  за чаем представился: Иван Иванович Иванов, 1980 года рождения.

- Вы еще и чай вместе пили? – ужасается мама.

Бабака снисходительно улыбается:

- Екатерина Алексеевна, да я ж когда у него награбленное конфисковывала, он мне лапы целовал, «Венцом творения» называл и «Двигателем прогресса»! Положительный оказался человек. Во всех отношениях. Гербарии собирает, как мы с Костиком…

- Все ясно, - говорит оперативник.  – Вы, Бабака, простите, хоть и говорящая собака, но недальновидная. Вас этот грабитель и вор вокруг пальца обвел, а вы и уши развесили. Иван Иванович он, как же! Черта с два! Будем составлять фоторобот.

Мама и я  - мы горестно глядим на Бабаку. Она конечно на общем барнаульском фоне собака умная, но факт остается фактом: грабителя Бабака профукала. Хорошо хоть ценности догадалась изъять. Простодушный все-таки народ – эти собаки.

В прихожей раздается звонок, и мама идет открывать.

- Здравствуйте, а Бабака дома? – слышу я незнакомый мужской голос.

- Она сейчас занята, - строго отвечает мама. - А вы, собственно, кто?  Родственник?

- Знакомый. Да вы не волнуйтесь – вот мой паспорт…

На некоторое время в прихожей воцаряется гробовое молчание. Рука оперативника тянется к кобуре.

- Передайте ей вот это, - снова слышится мужской голос - Всего хорошего.

Мне не терпится, и я кричу с кухни:

- Кто приходил?!

На пороге появляется мама с охапкой красных, желтых, оранжевых и бордовых листьев:

- Это тебе… Бабака… От Ивана Ивановича…

- Стой, стрелять буду! –  оперативник срывается со стула.

- А я вам что говорила? – улыбается Бабака и идет за вазой в гостиную.